Гроза ада (БЕСсильный чемпион) [Компиляция 1-7] - Григорий Володин

Пока гвардейцы соображают над ответом, я утаскиваю князя, паря над толпой аристократов. Мы уносимся к арочным окнам. Перед столкновением Деймон жмурится.

Брызгает разбитое стекло, и свежий воздухе прохладной волной овевает мое лицо. Черное небо поглощает нас. Далеко внизу остаются дворцы и монументальные строения Московского кремля.

* * *

— Что ты можешь сказать о Перуне, Аяно? — задает странный вопрос цесаревич.

Японка бросает на Владимира недоуменный взгляд. Пальцы нервно теребят темляк.

Удивительно, но наследник вызвал полковника не в свой кабинет, как обычно, а в уютную гостиную. Мягкий приглушенный свет обволакивает кожаный диванчик, камин и африканские маски на стене. Маски полегче висят в золотых рамках. Только одна, тяжелая, из черного дерева, стоит на каминной полке. Этот оскал африканского демона сильно напоминает Аяно кого-то…

— Я же вам передала подробнейший рапорт о Перуне, Ваше Высочество, — замечает полковник. — Целых пятьдесят листов. Больше мне нечего добавить.

Скрестив руки на груди, Владимир облокачивается бедром на спинку дивана. Взгляд наследника серьезный и очень грустный. Аяно замечает это мельком — почему-то ее собственный взгляд приковывает черная маска. Этот ощеренный рот…как же он знаком!

— Правда, нечего? — спрашивает цесаревич.

— Так точно, — на автомате говорит японка, увлеченная маской.

— Почему ты больше не смотришь на меня, Аяно? — неожиданно звучит странный вопрос. — Почему на церемонии смотрела не на меня, как всегда?

Японка в удивлении поворачивается к цесаревичу.

— Что вы такое говорите? — ее вводит в замешательство, что из уст наследника льется неформальная речь. Раньше она могла мечтать, как он произносит ей мягкое нежное слово, но сейчас… Симатта, то есть чёрт! Почему ее бесит эта маска?!

Всплеснув руками, цесаревич вдруг кричит:

— Почему ты смотрела на Перуна?! — он сжимает кулаки. — Это Перун жаловал тебе звание полковника?! Это он наградил тебя двумя орденами?!

Его палец указывает на красный темляк на рукояти катаны.

— Нет, — в шоке проговаривает Аяно. — Перун только сжег ваш первый орден.

Слова японки успокаивают Владимира. Облегченный масляный блеск появляется в глазах.

— Вот именно, — довольным тоном проговаривает. — Перун лишь опускает твой авторитет в глазах остальной команды. Это даже из твоего рапорта видно. Он пытается тебя затмить, отобрать верность твоих людей. Поэтому ты смотрела на него на церемонии? Подозреваешь? Недоверяешь?

— Недоверяю… — Аяно всё никак не может отойти от увиденного. Что это за сцена? Как непохоже на Владимира!

Но наследник воспринимает ее шокированное высказывание как утвердительный ответ на свой вопрос.

— Хорошо, очень хорошо, Аяно, — он приближается мягко как ласка, его рука обвивает талию японки. — Но хватит о Перуне. Я хочу наградить тебя за преданность.

— Но Вы уже наградили! — от его прикосновения у Аяно кружится голова. Ее тошнит. Но почему? Ведь она влюблена в наследника? Или нет?

— Неформально еще нет, — рука наследника прямо вцепились в нее. Аяно хочет упасть на пол и уползти к двери. Вторая ладонь берет японку за подбородок, губы Владимира приближаются…

За спиной цесаревича черная маска над камином, ее оскал кажется живым и яростным. Неожиданно до Аяно доходит, кого напоминает это деревянное демоническое лицо. Перуна! И сейчас он смотрит, как ее целует другой!

— Нет! — она отталкивает Владимира, и наследник, наткнувшись ногами на низкую спинку дивана, переворачивается через нее. БУХ. — Ой! Ваше Высочество! Простите!

— Отойди от меня, — рычит наследник бросившейся к нему японки. Аяно тут же отшатывается. — Нет так нет! Работаем дальше, как работали!

— Так точно, — смирно встает японка.

Щеки горят от вины. Это же надо, так неуважительно повести себя по отношению к наследнику престола! Ну поцеловал бы и ничего страшного! Да даже если бы на диван уложил — ничего, перетерпела бы, пускай даже если и не люб ей больше. Теперь как бы не понизил ее из-за личной обиды. Всё из-за Перуна! Наглый мальчишка проник в мысли, в сердце глубоко засел, а всё из-за чего? Из-за того, что в самом начале она, как командир, не поставила его на свое место! А место наглых мальчишек — в углу.

Цесаревич встает и отряхивается, не глядя на Аяно. Видно, думает, как бы и куда ее послать.

Резко распахивается дверь.

— Наконец нашла тебя, командир! — радостно залетает запыхавшаяся Бестия. — Беда, командир!

— С кем беда? — хлопает глазами Аяно.

— С девочками Перуна!

Мигом все мысли о цесаревича становятся незначительными. Аяно до хруста сжимает рукоять катаны.

— Объяснишь по дороге, — японка выбегает в коридор и, не оборачиваясь, бросает назад. — Ваше Высочество, простите. Служба.

Дверь захлопывается за двумя девушками.

Владимир яростно говорит:

— Служба кому, хотел бы я знать.

Глава 10. Переговоры

— Отпусти меня?! — надсаживается Настьев, стараясь перекричать ветер.

— ГДЕ. ОНА?! — реву я. — КУДА. ЕЕ. УВЕЗЛИ?!

Мы на пике телевизионной станции «Холм Третьего Рима», высотой двести пятьдесят метров. Пятое, по высоте, здание в Москве. Над нашими головами лишь звезды. Но у Деймона еще его собственные ноги — он перекинут вниз головой через перила смотровой площадки. Князь качается на Паутинке, как маятник. То исчезая, то вновь выныривая из облаков. Туда-сюда.

— Да о ком ты?! — истерит Деймон. — Я хочу сказать! Но я не понимаю, черт тебя побери!

— ТЫ. СДОХНЕШЬ. ЕСЛИ. НЕ СКАЖЕШЬ, — дергаю за серебристую леску, заставляя его резко качнуться.

— Ну и кидай! Кидай, твою мать! — кричит князь, плача. Сопли растекаются по лицу. — Что же ты?! Кидай! Ты не можешь, сволочной ты ублюдок?! Да?! Ты ничего не можешь мне сделать! Ха-ха.

Похоже, я переборщил с Якой. Князь в какого-то ненормального превращается. Успокаиваю псих-волны. Пусть пока отходит. Настьев нужен с чистым разумом, а не пускающим слюни, как Гоша.

— Перун?! Ты ведь Перун?! — неожиданно говорит, разглядывая мое лицо. — Я знаю, ты работаешь на цесаревича! Я предан ему!

— Сейчас я, прежде всего, жених Аллы, — решаю не скрывать. — Бесонов Артем.

— Князь?! — восклицает он.

— Теперь князь, — киваю.

— А что с Аллой?! — словно пугается он снова. — Что с нашей Аллой?!

В задумчивости я чешу висок. Притворяется? Пойми-разбери. А Якой шарахну — свихнется же, жаль будет, если мужик не причём.

— Вы ее